Параллель. Начнем обсуждение темы лицея с одной аналогии. Не Борис Ельцин завел разговор о национальной идее. Пальма первенства здесь принадлежит КПСС, которая с завидным упорством, съезд за съездом, предлагала нам свои варианты национальной идеи. Нужды нет перебирать эти варианты, интереснее вспомнить, что народ отвечал любимой партии. А отвечал он ей заклинанием: «Пушкин».

Пушкин — явление, выпадающееся из невеселой российской действительности. Это сказочное мгновение, которому мы хотели бы сказать сакраментальное «остановись». Все, что связано этим мгновением, озарено для нас особым светом и давно приобрело культовое значение.

Правда, мы никак не можем решить, в чем содержание культа. То ли Пушкин культовая фигура потому, что «прост и ясен в своем величии — и поэтому он велик». И ему абсолютно чужда «Мистика великих "миссий" и "всечеловеческих" проблем» (П. Милюков, «Живой Пушкин»). То ли по причине диаметрально противоположной, что он «бесспорно унес с собою в гроб некую великую тайну. И вот мы теперь без него эту тайну разгадываем» (Ф. Достоевский «Пушкин»).

Неоднозначность ответа нисколько не мешает сохранению и развитию культа. Именем Пушкина мы отвечали на топорные проекты «нашего рулевого», этим же символом отвечаем на осторожные намеки сегодняшней президентской команды. Пушкинский миф, конечно, понемногу модернизируется. Кто-то пытается, по-своему ощущая дух времени, сделать, например, из Александра Сергеевича, сексуального маньяка. Можно считать, что это издержки модернизации мифа.

А интересующая нас аналогия состоит в следующем. История реформы национального образования воспроизводит в миниатюре перепетии с национальной идеей. Скоро уже десять лет как одно правительство за другим, сначала в границах СССР, а потом России, предлагает обществу свою концепцию реформы высшего и среднего образования. У отдельных проектов есть свои сильные и слабые черты и общий недостаток. Ни один не предлагает обществу искомого идеала, эдакой «хрустальной мечты».

Сегодня, официальные доктрины отторгаются уже не только потому, что плохи сами по себе, а потому, что не признают и не учитывают стихийного, идущего «снизу» процесса преобразования системы как высшего, так и среднего образования. Процесс этот идет не по плану, не по бумаге. У него два ориентира — Университет и Лицей. Да, именно тот Царскосельский лицей, который составляет важный элемент пушкинского мифа. Видимо, произнося слово «лицей», мы и испытываем нечто сходное с воспоминанием о самом великом национальном поэте: Нам дорого и нас продолжает волновать все, что сопричастно поэту.

Замысел. Давайте постараемся непредвзято взглянуть как на лицейский идеал, так и на сам процесс стихийного реформирования школы. Конечно же на отдельном конкретном примере.

В подмосковном Балашихе на сцене школы, недавно получившей статус Муниципального Лицея, разыгрывается полушуточный спектакль. Дети якобы отправляются собирать пресловутую макулатуру и находят в ней старое описание Царскосельского лицея с портретами Пушкина, Кюхельбекера, Горчакова... И старая книга оживает в их воображении...Попытаемся заглянуть в эту старую книгу и одновременно понять, что же берут из этой воображаемой книги люди, реально преобразующую сегодня российскую систему образования. В чем сейчас смысл и содержание культа лицея.

Первый шаг. Даже если бы макулатурную повинность не отменили, шансов случайно найти среди ненужных книг описание Царскосельского лицея не так много. Поэтому в этом выпуске «Курьера» мы перенесем в Internet значительную часть имеющихся в литературе сведений о нем. Может быть, это поможет еще одному реформатору, который хочет понять смысл своих действий, а может — просто ученику, который ищет материалов для реферата.

Даже если нет загадки, то существует парадокс лицея. Лицей — это большая мечта реформаторов выращивать просвещенных и гуманных государственных чиновников. Мечта создать в России политическую элиту, которая смогла бы превратить развитие страны из череды бунтов и лихорадочных преобразований, сменяющихся периодами болотного застоя, в род упорядоченного движения.